Я потрясен одной исповедью. Несколько лет женщина жила незаконно и всю свою жизнь отдала этому человеку. И вот стал ее мучить голос, говорящий ей, что она должна уйти. И решила она кончить свой грех и уйти от этого человека. И пошла она к одному духовнику, и он сказал ей: "Брось". И пошла она к другому духовнику и тот сказал ей: "Брось". И пошла она к третьему духовнику, и он сказал ей: "Брось, иначе я не причащу тебя".
И бросила. И когда она уходила, он сказал ей: "Я без тебя жить не буду". И через несколько дней повесился.
И вот в страшном смятении пошла эта женщина к первому священнику, и он сказал ей: "Ты права". И пошла она ко второму священнику, и он сказа ей то же. И пошла она к третьму, и он сказал ей тоже.
И вот десять лет непрестанных слез, постоянной тоски... И спрашивает она меня: "Батюшка, а если и там мы не увидимся, ведь он самоубийца, грешна ли я?".
Грешна ли? О, фарисей, бездушные законники! Оправдаешься ли ты буквой закона? Где была мысль о живой человеческой душе? И спр
... Читать дальше »
Две другие черты [притчи о мытаре и фарисее] касаются мытаря. Прежде всего он знал, что он недостоин быть среди народа Божия, знал, что он грешник, то есть тот, кто отделен от Бога, кто разделен внутренне вихрем страстей, жадностью, страхом, ненавистью, вожделениями; что он в конфликте с окружающим, потому что для них он хищник, и что гордиться ему нечем. Он только мог надеятся, что Бог будет милостив к нему, что Бог прозрит глубже, чем его жизнь, чем его дела, чем что бы то ни было, кроме как то, что он также создан по образу Божию и что Бог разглядит в его внутренней потемненности и внешней отвратительности ту искру света, которая все еще роднит его с его Творцом - и не отвергнет его в конец.
И это привело его к такому состоянию, которое так дивно в нем: он не решился даже войти в область Божию, в святую область, какой был Храм, какой есть Церковь... И он стоял, и бил себя в грудь, и молился: Боже, милостив буди ко мне грешному!..
Я бы хотел остановиться на трех чертах [притчи о мытаре и фарисее]. Первая - это самодовольство фарисея, его надменность. Он знал - и в этом он был прав, - что он неукоснительно выполняет все внешние предписания Закона; он делал все, что требовал Закон, - но оставался чужд духу Закона. Он был исполнителем Закона, но не был его живым воплощением, живым выразителем. И его надменность порождалась его исполнительностью: он забывал, что суть Закона - это взаимоотношения любви между Богом и человеком. И все же Бог не отверг его: только он ушел из храма домой менее освященным, менее приблизившимся к Богу, чем мытарь, потому что сердце его не было открыто Богу, он ничего не знал о любви, а знал только обязаности, долг и исполнительное отношение к жизни.
И вот - кто из нас может похвалиться, что, живя по Евангелию или идя путями Церкви, мы в совершенстве отождествляемся с тем, что составляет их сущность: любовь Божия, общение с Богом, забвение себя, всецелая самоотдача в радости и благоговейном трепете?
